Гавриил Державин
 






§ 4. Антируссоистский дискурс Пушкина

Склад ума, представленный в образе Державина, Пушкин, как мы полагаем, связывал с именем Ж.-Ж. Руссо начиная, по крайней мере, с лета 1823 года, когда он трудился над первой главой «Евгения Онегина». В XXIV строфе этой главы появляется сниженный образ Руссо:

Руссо (замечу мимоходом)
Не мог понять, как важный Грим
Смел чистить ногти перед ним,
Красноречивым сумасбродом.
Защитник вольности и прав
В сем случае совсем не прав

      (Пушкин 1994 VI: 15).

Комизм в данной ситуации основан на искреннем непонимании философа, с жаром проповедующего права и свободы человека, что данный конкретный человек может иметь свои представления о вежливости, о достоинстве. При этом Руссо не только не понимает этой истины, но и пытается с ней бороться, осуждая и браня людей, не разделяющих его доктрины. Ничтожность повода для возмущения только подчеркивает комичность его фигуры1. Высокие, но теоретические представления Руссо обнаруживают в данном эпизоде всю свою эгоцентричность.

И в следующей XXV строфе Пушкин, уже вполне серьезно, утверждает мудрость и законность установившихся социальных норм, в частности, обычая следить за текущими модами, в конечном итоге, следить за собой, за собственным внешним видом. Пушкин утверждает право банальности, право пошлых истин на существование, поскольку они разделяются окружающими людьми. Таков смысл следующих стихов:

Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей

      (Пушкин 1994 VI: 15).

В это же время (между июнем и ноябрем 1823 года) Пушкин набрасывает незаконченное стихотворение «<Мое> беспечное незнанье...», в котором выражает потрясающее впечатление, испытанное им при осознании полной инородности своих идеалов и устремлений и интересов окружающих людей. Поэт не скрывает в этой связи своего к ним презрения, однако признает, что и сам может оказаться в комическом положении при навязывании им собственных понятий о правде и свободе.

Именно эта ситуация была отмечена Пушкиным в письме к А.А. Бестужеву от января 1825 года, в котором он дал свою оценку ума Чацкого: «Первый признак умного человека — с первого взгляду знать с кем имеешь дело и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подоб.» (Пушкин 1994 XIII: 138).

Пушкин обнаруживает слабую мотивированность конфликта произведения, исходя из собственного понимания умного человека, отвергшего в качестве возможной нормы поведения фундаментальный тезис Руссо «Я есть другой»2 и осознавшего всю относительность восприятия истины3.

К слову сказать, пушкинская оценка только на первый взгляд противоречит авторской позиции А.С. Грибоедова. Самый факт постановки Чацкого в конце третьего действия комедии в комическое положение, да к тому же еще и подчеркивание этой интенции ремаркой4, думаем, в достаточной степени убеждает читателя в скептическом отношении автора к складу ума своего протагониста. В нем же Грибоедов воплотил, прежде всего, «руссоизм»5. Это доказывается содержащимися в образе Чацкого, в тексте «Горе от ума» в целом многочисленными референциями к биографии Руссо, а также к его известному роману «Юлия, или Новая Элоиза» (1761)6.

Таким образом, ироническое изображение Пушкиным державинских действий основано на глубоком неприятии жизненной философии Руссо. Основанием же для подобной трактовки ему могли служить только документы, письменные и устные свидетельства, относящиеся ко всем этапам служебной карьеры Державина. Например, в державинских «Записках» содержится достаточно информации, на основании которой можно сделать вывод, что для биографической личности поэта были в высокой степени свойственны такие черты, как честолюбивая убежденность в себе как в единственном носителе истины, или боготворимого им «Закона», и, связанная с этой убежденностью, чрезвычайная конфликтность и неуживчивость как с сослуживцами, так и с начальством.

Примечания

1. Пушкин в примечании к данной строфе помещает отрывок из «Исповеди» Руссо, послуживший ему литературным образцом. По словам современного исследователя, «смысл обвинений, которые Руссо бросает в <этом фрагменте — В.Ч.> "Исповеди" своему бывшему другу, заключается в том, что раз Гримм старательно следит за своей внешностью, чистит ногти и белится, то, значит, он лицедей в жизни и лицемер». «Спор идет не о внешнем виде, а о центральном положении светской культуры, неприемлемом для Руссо: благовоспитанный человек должен не "быть" (être), а "казаться" (paraitre)» (Строев 2001). Пушкин заметил возможность для комического переосмысления упреков Руссо, которая содержится в «невязке» причины и следствия, и на этом построил сценку встречи двух философов, стилистически вполне вписывающуюся в общий комедийный дискурс Первой главы «Евгения Онегина» (Фомичев 2005: 51).

2. Формулировка принадлежит Клоду Леви-Строссу (цит. по: Лотман 1967: 211).

3. Свою позицию по поводу относительности истины Пушкин отчетливо высказал в поздней статье «Александр Радищев» (1836), в которой весьма невысоко оценил интеллектуальный уровень как Руссо, так и его последователя, — заглавного героя статьи: «Нам уже слишком известна французская философия 18-го столетия; она рассмотрена со всех сторон и оценена. То, что некогда слыло скрытным учением гиерофантов, было потом обнародовано, проповедано на площадях и навек утратило прелесть таинственности и новизны. Другие мысли столь же детские, другие мечты, столь же несбыточные, заменили мысли и мечты учеников Дидрота и Руссо, и легкомысленный поклонник Молвы видит в них опять и цель человечества и разрешение вечной загадки, не воображая, что в свою очередь они заменятся другими» (Пушкин 1994 XII: 31). Вообще говоря, пушкинская позиция в данном вопросе подобна позиции основателя философского либерализма Джона Локка, который в своей книге «Опыт о человеческом разуме» (1690) писал о недостоверности наших мнений и о вытекающей отсюда необходимости принимать в расчет точку зрения другого. Подробнее см.: Черкасов 2003а: 128—129.

4. Имеется в виду авторская ремарка по поводу восприятия «фамусовским» обществом очередного «обличительного» монолога Чацкого о «французике из Бордо»: «(Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам)» (Грибоедов 1988: 108).

5. Точнее говоря, заложенный в руссоизме принцип поведения, независимого от мнения других людей. Согласно этому принципу, человек должен руководствоваться в своих отношениях с обществом собственным стремлением к самовыражению и отвергать традиционные нормы поведения, могущие ему в этом помешать. Подробнее см. нашу работу «К проблеме ума в комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума"» в издании: Черкасов 2003а.

6. Подробнее см. нашу указанную работу: Черкасов 2003а.

© «Г.Р. Державин — творчество поэта» 2004—2024
Публикация материалов со сноской на источник.
На главную | О проекте | Контакты