8. Занятия в дороге. Отъезд в Петербург

Во все это время Державин не переставал заниматься делами, о чем свидетельствует большое число бумаг, присланных им с дороги в наместническое правление. Из тогдашних распоряжений его заслуживает быть упомянутою мера, принятая им в Пудоже по поводу производившегося в губернии генерального межевания. Вытегорский земский суд доносил, что вследствие приказов экспедиции директора экономии (Ушакова) в Пудожском погосте и в целом Вытегорском уезде происходили между крестьянами «раздоры и драки, близкие к смертоубийству и междоусобному возмущению». Губернатор и сам, во время личного обозрения этой части края, заметил почти везде озлобление крестьян друг против друга, возникшее от разделения земель между ними. Во всех селениях, где ему случалось быть, к нему крестьяне приступали толпами и требовали, чтобы он рассмотрел их дело. Трудолюбивые жаловались, что тунеядцы и те, которые прежде обращались совсем в других промыслах, отнимают у них все полевые и запольные распашки единственно для того, чтобы по поводу приказов директора экономии воспользоваться чужим добром. Державин старался их успокоить, советуя произвести разделение земель общим мирским приговором; увидев же из рапортов нижнего земского суда, что при исполнении приказов директора экономии невозможно избежать неудовольствий, губернатор убедился в необходимости до обстоятельного о землях рассмотрения остановить по губернии раздел их везде, где он еще не кончен полюбовно, и потому отобрать от старост приказы директора экономии, разосланные со времени открытия губернии. Вместе с тем Державин предписывал казенной палате потребовать как от экспедиции директора экономии, так и лично от Ушакова объяснения в их самопроизвольном образе действий, тем более что Ушаков накануне отъезда губернатора был приглашен в правление и ему именно сказано было, что к общему разделу земель по губернии должно приступать с крайнею осторожностью, и что экспедиция наперед должна доставить наместническому правлению обстоятельные о землях ведомости, без которых оно не решится никому дать своих предписаний об общем по губернии разделе земель. Затем Державин писал, что экспедиция директора экономии не должна была действовать без предварительного сношения, через казенную палату, с наместническим правлением, которое в силу законов управляет всею губерниею, имеет попечение о сохранении везде порядка, мира и тишины; поэтому экспедиция должна посылать приказы осмотрительнее: «ибо при обозрении губернии примечено мною (сказано в предложении), что по просьбе какого-либо крестьянина или крестьянки, без всяких откуда-либо подлежащих справок или с миром объяснения и разбирательства, предписываемо было чинить что-либо решительно, отдать кому что или отнять, отчего происходят с другой стороны неудовольствие и новые жалобы». В заключение Державин счел нужным прибавить, что ежели казенная палата в точности не исполнит всего здесь предписанного, то благоволит правление немедленно отрапортовать сенату, «дабы, в случае распространения раздоров по разделу земель, не могло оно понести какого на счет свой предосуждения или взыскания».

Понятно, что распоряжение Державина подало повод к новым неприятностям. Наместник нашел это действие противозаконным и донес о том сенату. Губернатор, со своей стороны, также отправил туда рапорт и в то же время просил Воронцова быть его защитником как в сенате, так и при дворе. Воронцов отвечал, что представления Державина подлежат рассмотрению 1-го департамента, в котором он не присутствует, а потому и входить в них не может. «Что же следует до происходимых между вами и начальником споров и несогласий, то также, по откровенности, скажу вам, что не произойдет от того никакой пользы обоим вам, а лучше советовал бы я вам согласие и, буде можно, все сии неудовольствия взаимно прекратить». Но исполнить этот благодушный совет было уже невозможно: раздор губернатора с наместником и некоторыми из чиновников принял слишком серьезный характер; одному из двух высших администраторов необходимо было сойти со сцены, и Державин нашел благовидный к тому предлог. При обозрении губернии им не были осмотрены два юго-западные уезда: Олонецкий и Лодейнопольский. Объявив наместническому правлению, что он намерен посетить и эти уезды, он снова выехал 28-го октября, а между тем испросил себе, через нарочного, отпуск, который позволил ему не возвращаться более в губернский город: из села Сермаксы он поворотил прямо в Петербург, где благодаря предстательству его покровителей и вниманию императрицы к его таланту вскоре состоялся указ о переводе бывшего олонецкого губернатора в Тамбов. Таким образом, желание поэта перейти в Казань и теперь не осуществилось; но после всех ссор его с сановником, которого поддерживал генерал-прокурор, и это назначение могло считаться для Державина победой. Между тем слухи о его неудовольствиях распространились далеко, и, разумеется, при этом не было недостатка в преувеличенных и превратных толках. Из Казани его приятель Федор Иван. Васильев (брат Алексея Иван.) писал ему: «Скажи пожалуйста, хотя коротенько, что такое у тебя сделалось с Тутолминым? Татищев великие небылицы несет на тебя, будто ты какого-то чину человека поколотил палкою в правлении, чему никогда я не стану верить. Ей-ей, рад бы я был, ежели б (ты) приехал казанским губернатором; как можно, сердечный мой друг, старайся».

В записках Державина подробно изложены распоряжения его перед окончательным отъездом из Петрозаводска. Между прочим он снова осмотрел там присутственные места и в кассе приказа общественного призрения открыл недочет 1000 руб. Оказалось, что заведующий ею секретарь Грибовский, проигравшись в карты, уплачивал из казенных денег долги свои разным лицам, в том числе вице-губернатору и губернскому прокурору. Чтобы поправить дело и не погубить чиновника, вообще добросовестно исполнявшего свои обязанности, Державин пополнил кассу из своих собственных средств, но вместе с тем счел нужным напугать не только провинившегося секретаря, но также вице-губернатора и прокурора. Последние сначала отнекивались от участия в игре с Гриновским; однако наконец во всем сознались. Тогда Державин успокоил их и все дело покончил смехом за бутылкой шампанского.