15. Постройки. Описание губернии. Заботы о судоходстве

Одна из главных забот Державина касалась строительной части. Поэтому он много хлопотал о приискании в окрестностях Тамбова мест для ломки камня и о доставлении городу кирпича, леса и дров. Уже 18-го апреля он поручил коменданту отправить из рабочего дома человек двадцать колодников в Кирсановский уезд для ломки камня; однако на месте встретились затруднения со стороны жителей, уверявших, что камня более нет или что его можно ломать только зимою. Вследствие того губернатор сам ездил для осмотра бывшей каменоломни, но, кажется, никакого результата не добился. Заметим мимоходом, что при этом случае он осмотрел в Кирсанове присутственные места и, найдя в уездном казначействе беспорядки, отдал казначея под суд.

С самого приезда в Тамбов Державин стал думать о подробном топографическом («камеральном») описании губернии, что, как мы видели, было поставлено губернаторам в обязанность. 11-го июля 1786 г. он разослал земским исправникам всех уездов программу такого описания, т. е. вопросы, по которым требовались сведения, с предписанием доставлять ответы по частям, «дабы не вдруг вам, оставя нужнейшие по должности вашей дела, заняться сим препоручением. Сей труд сделает вам особливую честь». Далее объяснен был самый способ собирания сведений: «в случае же, когда из которого селения будут ответствовать, что темно, невразумительно или несоответственно прямой силе вопроса, то в таком случае можете кого-либо из заседателей ваших послать в то селение и на месте против каждого вопроса сделать очистку». Вследствие этого уже к началу сентября доставлены были из всех уездов, кроме двух (Елатомского и Темниковского) требовавшиеся сведения, по которым и было составлено описание губернии.

С особенным усердием заботился новый губернатор о судоходстве реки Цны. В начале мая (1786 г.) он командировал землемера описать берега ее и обстоятельно исследовать, удобен ли по ней водяной ход от Тамбова до Морши, от Морши до Мокши и даже до самой Оки. Он надеялся таким образом улучшить торговлю Тамбова и облегчить привоз как строевого, так и дровяного леса, в котором там чувствовался великий недостаток, а равно и камня, находившегося, по слухам, в большом количестве по берегам Цны ниже Морши. Чтобы удостовериться в этом лично, Державин, по желанию Гудовича, ездил в Моршанск. Он уже мечтал об устройстве шлюзов на Цне и в июле писал Гудовичу: «Вечную вы бы имени своему оставили славу открытием судоходства до Тамбова, ибо тогда-то бы сей город выстройкою своею мог бы скоро прийти в цветущее состояние, и те самые, которые теперь вымышляют крайние препятствия, ощутили бы великую от оного (судоходства) пользу».

Позднее Державин составил по этому предмету записку, для которой вызывал в Тамбов елатомского мещанина. К концу года эта записка была готова и через генерал-губернатора представлена в Петербург, здесь же передана на рассмотрение инженерной комиссии. По просьбе Державина Васильев справлялся о ней; один из членов комиссии отозвался, что «описание весьма хорошо, планы, однако, недостаточны, ибо сделаны не по правилам гидравлики и по ним никак нельзя решиться, затем что ни падения, ни быстроты течения воды не видно, и необходимо надобно для съемки посылать нарочного. До возвращения княжьего они, однако, никакого исполнения делать не будут. А рассмотря, будут дожидаться его; разве спросит государыня: тогда должны будут представить со своим мнением». Это было писано в то время, когда Вяземский ездил в саратовский край. Дело, однако, кончилось ничем. Когда возникла вторая турецкая война, то генерал-прокурор сослался на неимение свободных денег для приведения предположений тамбовского губернатора в исполнение.

Мы видим, что Державин с величайшею энергией и при самых лучших предзнаменованиях приступил к отправлению новой своей должности; по всем отраслям управления закипела необыкновенная деятельность, которая могла бы привести к самым полезным для края результатам, если бы не встретились вскоре неожиданные препятствия. Виною были отчасти запальчивость и неосторожность самого губернатора; но нашлись и другие совершенно от него не зависевшие причины, заключавшиеся в характере и образе действий лиц, с которыми судьба привела его в соприкосновение. Львов, хорошо знавший своего друга, уже в одном из первых писем своих в Тамбов с шутовскою иронией заметил: «Рад я весьма, что ты Тамбовом доволен; потому только не очень я зарадовался, что ты и Олонцом был обрадован сначала».